Актуальная
Информация
  • 23.03.24
    Нашему пациенту повезло: за 10 лет использования глазного протеза его глаз сохранился. Но не нужно следовать этому примеру.
  • 04.02.24
    При протезировании мы часто сталкиваемся с просьбой пациентов сделать глазной протез симметричный парному глазу. Узнайте почему мы рекомендуем отказаться от этой затеи.
  • 25.12.23
    Она была составлена для того, чтобы облегчить путь привыкания. Это веселый и яркий путеводитель, наглядно показывающий как пациентам после операции удаления глаза понять и принять свое состояние, адаптироваться к новой жизни. Мы надеемся, что вы найдете ее полезной.

Ты погляди без отчаяния

В кабинете Ирины Анатольевны СироткинойКабинет врача Ирины Сироткиной — маленькая светлая комнатка на девятом этаже челябинской горбольницы № 3. Одно окно, два стола, книжные полки, на которых штабелями уложены коробки. «Из-под конфет», — сразу решаю я, нисколько не удивляясь.

Ирина Анатольевна — очень красивая женщина. Блондинка с большими глазами, она, скорее, похожа на актрису, играющую роль врача в фильме «про больницу».

Понедельник. Час дня. Идет прием. Андрей, здоровенный, стриженный «ежиком» мужик, сидит на стуле в позе, в какой сидят в углу ринга боксеры после очередного раунда. Он и впрямь боксер. Спорт не бросил даже после травмы.

— Андрей, вы не боитесь продолжать заниматься спортом?

— Конечно, боюсь, на ринге неудачно врежут — и протез вылетит. Вот стыдоба.

— Не вылетит. Мы хороший сделаем, — отзывается Ирина Анатольевна, снимая с полки одну из «конфетных» коробок. Поднимает крышку. Внутри ровными рядами лежат… глаза.

Наверное, полсотни карих глаз.

Глазные протезы отличаются друг от друга по размеру зрачка, по цвету и размеру радужки, по расположению сосудов и еще по куче признаков. Цвет склеры (глазного белка) варьируется от голубоватого до желтого, чем старше человек, тем желтее склера и тем извилистее сосуды.

Современные протезы — это никакие не камешки. Они не оттягивают веко, «умеют» двигаться, их почти невозможно отличить от настоящего глаза. К услугам лаборатории индивидуального глазного протезирования прибегают чиновники, адвокаты, менеджеры крупных компаний и даже актеры. Протезы с маленьким зрачком они носят днем, с большим — вечером.

Ирина Анатольевна прикладывает стеклянную лопаточку ко внутренней стороне искусственного глаза пациента. Большой Андрей и маленькая женщина в белом халате. Ржанка — возникает мгновенная ассоциация. Правда, своим клювиком птичка проверяет не глаза, а зубы опасных хищников.

— Андрюша, посмотри вверх. Так, а теперь вниз, — стеклянная палочка-клювик ныряет глубже, движется так, как кончик ножа, вырезающий глазок из картофельного клубня.

Я отворачиваюсь.

Полосатый глаз и подсказка Бога

Сироткина Ирина Анатольевна— Когда я пришла сюда работать, поначалу тоже отворачивалась, а сейчас ничего, привыкла, — под мерное «жужужу» Людмила Суханова разминает в руках желтый комок пластилина.

«Жужужу» — это шумит шлифовальной машинкой Елена Юнусова, полируя почти готовый протез: серый глаз с нанесенными на него красными сосудиками.

Мы в мастерской, комнатушке через стенку от приемного кабинета, где работают художницы Люда и Елена.

Люда — серьезная, сосредоточенная. До того как стать мастером по глазам, расписывала батик. Елена — искусствовед, заводная хохотушка. «Отличный колорист» — характеризует ее начальство.

— Чаще всего делаем серые глаза, — рассказывает Елена, — они самые распространенные. Необычные расцветки тоже встречаются. Один парень был, так у него глаза полосатые, будто флаг. Но это что, у нас канадец заказал протез в виде мишени!

— Чтобы друзей пугать на Хэллоуин!

В год девчонки изготавливают до 300 искусственных глаз. Очередь расписана на шесть месяцев вперед. Здесь заказывают протезы не только челябинские пациенты, но и жители Казахстана, Киргизии и даже представители европейских стран. Оно понятно. За рубежом стоимость искусственного глаза составляет 1200 евро, здесь — от четырех до семи тысяч рублей.

— Какой цвет самый сложный? — Людмила на секундочку задумывается. — Мне карие трудно рисовать, когда бывает сочный коричневый — нашими красками не получается. Мы ведь маслом обычным работаем. А вот у Лены карие очень хорошо получаются.

— Потому что я фиолетовый добавляю, а ты — нет.

— Ну, конечно, я тоже добавляю…

— Мало, значит, — резюмирует «отличный колорист».

Жужжание прекращается. Несколько секунд Лена пристально смотрит на меня. Воцарившуюся тишину нарушает лишь бряцание крышки от кастрюльки, где, будто куриные яйца, «варятся» пластмассовые глаза.

— Вот вам бы я тоже фиолетового положила, — деловито сообщает Лена, — вокруг радужки — зеленого, а с краю можно голубого. За пятнадцать минут раскрашу, если, не дай бог, что…

— И если вы не вредная, — вставляет Людмила.

Подготовленным пластилином она облепливает протез. Доводит до нужного объема, повторяет выпуклости и вогнутости глазной полости клиента, чтобы глаз потом удобно «сел».

Пластилин, причем, отечественный — лучший материал для изготовления формы. В его пользу отказались даже от дорогущего германского воска.

— Допустим, очень вредная, тогда что?

— Знаешь, есть пациенты, которым не дается протезирование. Как ты ни бьешься, идет такой брак, который даже представить нельзя. Случайностей нет, если ты потерял глаз, это подсказка Бога.

— Вы имеете в виду, что все болезни от характера?

— Ну да. Глаза — это отношение к другим людям. Женщины чаще теряют левый глаз, мужчины — правый. Думаешь, почему?

— Ой, не слушайте, не слушайте, — перебивает нас Лена, — с этой Людиной теорией я совершенно не согласна.

— Потеря глаза говорит об обиде, — продолжает Людмила как ни в чем не бывало, — когда обижаемся на мужчин — левый глаз страдает, когда на женщину — правый. А если я не могу сделать протез, это значит, что обида у человека не прошла и ему нельзя глаз иметь.

— И как быть?

— Нужно поговорить с пациентом. Попытаться сделать так, чтобы он начал по-другому относиться к жизни.

— Получается?

— Нас Ирина Анатольевна на семинары водила. У нее в Мулдашевском центре знакомые психологи. Они научили общаться.

Вылепленное изделие Людмила кладет в специальный стаканчик, заливает гипсом и ставит в сушилку. Когда высохнет — вытащит пластилин и заполнит полученную форму пластмассой.

Елена остервенело жужжит шлифмотором. Очистить «сваренный» протез от остатков гипса, сделать его гладким — самая муторная и кропотливая часть работы.

Не две комнатки, а настоящий центр

Наташа — юрист. Она не только сотрудник лаборатории, но и ее пациент. Мы беседуем на лестничной клетке: в двух тесных комнатушках места не нашлось. Свою историю Наташа рассказывает таким спокойным и ровным голосом, что кажется, будто не о себе вовсе говорит. Ни эмоций, ни переживаний, будто пересказывает заученный текст.

Пациенты клиники, те, кто потерял глаз недавно и еще не оправился от случившегося, тоже не верят.

— У вас глаз вставной? — недоверчиво переспрашивают они. — ну да-а-а-а. Не похоже.

Трагедия произошла в результате бытовой травмы, какая может случиться с каждым. Просто подрались с сестренкой…. В 14 лет Наташа решила, что жизнь закончилась.

Индивидуальные протезы, похожие на настоящие глаза, делали в Москве. Ездить приходилось каждый год, потому что стекло — не пластик, оно царапается, полировке не подлежит, к тому же очень хрупкое: однажды протез разбился, когда Наташа была в ванной. Девушка собиралась на праздничный вечер. Это было перед самым Новым годом…

Люди, узнав, что Наташа носит протез, просят вынуть и показать. Впрочем, даже на такую бестактность девушка научилась не реагировать. По-настоящему с жаром и трепетом она говорит о другом:

— В Челябинске должен появиться настоящий центр глазного протезирования. Не две комнатки, а большое здание, в котором будет все для человека, столкнувшегося с бедой.

Люди ожесточаются, они думают, что их никто не понимает. В центре обязательно будут психологи, они объяснят, что жизнь не потеряна. Это раз. Должны быть специалисты, обучающие, как пользоваться протезом, как снимать, как мыть. Это два. Представляете, у нас даже окулисты в этом вопросе некомпетентны. Мне сколько раз говорили: нормальный глаз полечим, а что с полостью делать — не знаем…. Потом школа по обмену опытом. Надо кадры готовить. Четвертое — гостиница. Она должна быть недорогая, при центре. Люди приезжают из разных городов, а протез делается 3–5 дней, попробуй, покатайся туда — сюда.

Рентабельность нулевая. Заработанных денег едва хватает на покупку материалов и зарплаты сотрудникам. Нет, Ирина Сироткина не считает свое дело бизнесом. Средств на осуществление нового начинания нет и в помине, а сотрудники говорят о центре как о чем-то решенном.

— Это не только моя мечта, но и Ирины Анатольевны, — говорит Наталья. — А раз Ирина Анатольевна хочет, значит, все будет. Она, знаете, какая! Хирург, единственный человек, кто офтальмолог и протезист одновременно. Она сама эту лабораторию создала и центр создаст. Она все сможет.

По словам коллег, Ирина Сироткина из тех людей, чьи мечты сбываются.

Я заглядываю в приемную, чтобы сказать «до свидания». Ирина Анатольевна только что установила протез пациентке — женщине средних лет — и теперь держит перед ней зеркало, чтобы показать работу.

— Ой, сколько морщин! — восклицает клиентка. Она совсем забыла, зачем пришла сюда.

Евгения Коробкова,
Журнал «Русский репортер», 05.11.2009 г.